Но вместо нобелевского лауреата нам досталось существо одиннадцати лет – щенячий возраст, с точки зрения человека. С таким и поговорить не о чем.
Не могу разделить досаду бесценного Е.
У меня другие приоритеты.
Я, как и всякого своего знакомца, наделил нашего демиурга образом, раздобытым в процессе недавнего путешествия в ноосферу: клетчатая рубашка, джинсовый комбинезон, тёмные прямые волосы, солнечная улыбка. Решаю назвать его именем, идеально, на мой взгляд, подходящим для вселенной, в которой мне выпала честь существовать: Джин Луиза. Когда я делюсь своей интерпретацией с другом Е., тот спешит меня разочаровать. Существо, которое я нарисовал себе по кальке ноосферы, – самка, точнее – девочка; равно и имя, выбранное мною, принадлежит девчонке; в то время как данные, собранные братьями Сикорски, недвусмысленно утверждают, что наша вселенная одиннадцати лет от роду – мальчик. Всего-то разницы – одна Y-хромосома в неподходящем месте – и пожалуйста, все мои построения рассыпаются. Кроме того, Е. обращает моё внимание на тот факт, что в погодных условиях Арктики, где, судя по данным из дивного мегаполиса джи-пи-эс-ти, находится сейчас наш демиург (и мы вместе с ним), клетчатая рубашка и джинсовый комбинезон были бы весьма непрактичной одеждой.
Тут уж я стою на своём твёрдо: о’кей, пусть будет мальчик; о’кей, сменим имя, пусть зовётся Скаутом, что означает «разведчик» и весьма точно отображает характер ребёнка, решившегося на экспедицию в Арктику; но уж джинсовый комбинезон и клетчатая рубашка – это дело моего личного воображения.
Мы перцептируем пересказ опуса, выловленного Онегиным в ноосфере, когда в «Кшаникаваду» заглядывают Сикорски. Старший тотчас приникает к источнику электролита. Младший же без лишних предисловий принимается отстукивать сбивчивую химическую морзянку:
«Очередная вылазка к мегаполису джи-пи-эс-ти. На обратном пути пришлось изрядно покружить в альвеолах, чтобы запутать церберов, севших на хвост. Оторвались! Едва живы. Но. Но мегаполис. Наш джи-пи-эс-ти. Он…»
У Сикорски-младшего, по всей видимости, заканчивается завод. И историю продолжает за него старший – спокойно и рассудительно. Терпеливо слушаем, как Сикорски-старший описывает блуждание в дебрях мегаполиса джи-пи-эс-ти. Терпеливо слушаем, пока Сикорски-старший вываливает на нас непонятные ещё, несистематизированные технические данные (перцептирую, как Е. Онегин отрешается от рассказа и уходит в полнейшую задумчивость; воображаемый аватар, которым я его наделил, недоумённо хмурится).
Терпеливо ждём, пока Сикорски-старший красочно излагает подробности героического ухода от погони. Принимаемся спрашивать наперебой. Слушаем ответы:
«Нет, мегаполис на месте. Нет, вторжения не случилось. Сигнал от спутников в порядке. Актуальные координаты – вот они, пожалуйста (87.693602, 82.618790). Всё по-прежнему. За исключением одного: сигнал, обозначенный в названии как „ти“, исчез. Точнее, он как бы есть, но его как бы и нет. Мегаполис джи-пи-эс-ти только имитирует отправку данных во внешний мир, а на деле в эфире тишина. И нет, судя по поведению церберов, ассемблер не заметил сбоя. Никаких ремонтных бригад на объекте не наблюдается. Наш центр управления полётами убеждён, что всё штатно».
Все, за исключением меня и малыша Дэйви, поворачиваются к энциклопедическому Е. Онегину. Ждут от него толкования, как волшебства.
Дэйви смотрит в пустоту и улыбается своей отрешённой улыбкой, которая всегда означает одно: ханки-дори.
А я понимаю, что пришло время для медитации. На некоторые вопросы ответы можно найти только в тех областях ноосферы, которые мой добрый друг Е. презрительно игнорирует.
Ноосфера – не телевизор. Здесь нельзя просто перелистнуть канал или задать вопрос, чтобы мгновенно получить нужную информацию. Но я знаю тропки.
Ноосфера многослойна, и среди прочих её слоёв имеется один, который особо полюбился бы братьям Сикорски, не откажись они от зыбкой науки медитаций в пользу твёрдого знания. Слой этот – смесь триллиона водопадов и водоворотов, вихрей и смерчей, землетрясений и звёздных дождей. Это область, куда, покинув кратковременную память, хаотически устремляются не нашедшие места в памяти долговременной цепочки слов, образов, звуков, запахов, абстракций. Здесь они перемешиваются, разбиваются на части, рассыпаются семенами, чтобы дать начало чему-то большему; чтобы прорасти однажды в глубоких слоях ноосферы дивным цветком или отвратительным чудовищем. Даже обыкновенный житель внешнего мира, то есть человек – существо, слишком неповоротливое и невнимательное, чтобы расслышать вибрацию струн и шёпот квантового поля, – способен осознать и запомнить краткое путешествие по этому слою. В зыбкий миг, когда он ещё не спит, но уже и не бодрствует, голову его наполняют голоса и звуки, которым нет объяснения в окружающем мире; взрываются прекрасным безумием струнные и духовые далёкого оркестра; рассыпаются фейерверками образы, нигде прежде не виденные; и тёплые волны уносят куда-то в темноту, к звёздам или на дно океана.
Обычно, погружаясь в медитацию, я миную этот грубый слой без оглядки. Мне неуютно здесь. Но в этот раз необходимо задержаться. Прислушаться. Отсеять всё лишнее.
…я словно бумажный кораблик который несётся по бурным весенним протокам как эта ночь нежна я лист на ветру я семечко одуванчика я письмо я письмо о том что…
…арктика холод амундсен полюс север ни за что на свете не ходите дети снег эребус франклин лёд террор медведь ужас ночь проклятье рвать терзать реветь…