Фарбрика - Страница 34

И, конечно, слова в записке. Они работают, не могут не работать

Матрёшка оборачивается, смотрит удивлённо и рассеянно. Берёт записку.

С грохотом из тоннеля выныривает поезд, проносится мимо, тормозит.

...

***

Бес названия. В этом что-то есть. Бесёнок, который живёт в названиях и постоянно хулиганит. Меняет буквы по своему усмотрению. Так, чтобы из приличных слов получались неприличные. А потом редактор получает по шапке и долго ноет в курилке, что понятия не имеет, как это вышло. Понятия не имеет, откуда в заголовке взялась «новогодняя елда».

Поезд проносится мимо, а она всё смотрит на бумажку, пытаясь понять, что это и зачем. Кажется, бумажку дал ей мальчик.

Она до последнего была уверена, что сделает это. Всего один шаг, очень легко. Она могла бы прыгнуть в окно, это даже легче (особенно после пары бокалов шардоне).

Порезать вены не смогла бы, а в окно – пожалуйста. Всего один шаг, как и здесь.

Но выйти в окно – в этом есть что-то демонстративное. Истерическое.

«Люди будут говорить», как сказала бы мама.

На первый взгляд, нет ничего более истерического и демонстративного, чем прыжок под поезд в метро. Но Далия знает, что это не так. Метро – место одиночества. Даже днём, даже в толпе. А тем более – сейчас.

Она оставила документы дома. Искать её никто не станет. Ещё одна неизвестная. Строчка в статистике.

Единичка или ноль.

Была единичка, стала ноль.

Но не на глазах же у ребёнка.

Откуда он вообще здесь взялся ночью?

Из вагона выходит старик с тележкой. Подозрительно смотрит на Далию, что-то ворчит себе под нос. Колёса тележки противно скрипят.

Далия понимает, что её трясёт. Голова кружится. Слабость в ногах. Нужно сесть.

Она до последнего была уверена, что сделает этот шаг.

Это была её программа. Как у марсохода. Долететь до Марса. Собрать данные. Отправить данные. Точка.

Что делает марсоход, если Марса по указанным координатам нет?

Марсоход читает записку от Марика.

...

***

(Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – «Тульская». )

Марик затаил дыхание – как обычно, когда кто-нибудь читает его записки.

Это как ракета из спичек и фольги. Ты знаешь, что это работает, но всякий раз удивляешься, когда она взлетает.

Так и со словами. Они выглядят идиотскими, наивными, детскими. Все эти ошибки. Иногда ругательства. Они получаются сами собой, точно у Марика редкая разновидность синдрома Туретта. Они выглядят полнейшей ерундой. Но, как и ракета из спичек, они работают.

В том числе и поэтому он ненавидит писать сочинения. Слишком много усилий нужно приложить, чтобы получились просто слова.

Чтобы ракета не взлетела.

Марик безошибочно определяет момент, когда она дочитывает до страуса. И протягивает ей шариковую ручку с изгрызенным колпачком. Ручка бабушкина, ещё советская, настоящий винтаж.

Надеюсь, она похожа на девчонок из класса, думает Марик.

Девчонки ужасно любят писать своё имя на листочках. Ещё рисовать сердечки и котят. Но имя на первом месте.

...

***

Мальчик терпеливо ждёт, пока она дочитает. Маленький, тощий. В старомодном пальто в мелкую клетку. Фасон из тех, что так нравятся родителям, а на сверстников действуют как красная тряпка на быка. Фасон «эй-малой-держи-поджопник».

Огромный синий рюкзак за спиной. Квадратный и нелепый. Полосатая шапка с помпоном.

Сама не зная зачем, Далия пишет «внезу» своё имя: Далия. На букве «я» ручка протыкает бумагу.

(Должен ли марсоход вернуться на Землю, если Марс не обнаружен? Может ли он?)

Далия смотрит на мальчика.

Марик (ни в коем случае не Марочка) молчит.

Наверное, следует что-то сказать, и Далия говорит:

– И что дальше?

Её голос тонет в шуме поезда, подъезжающего со стороны «Тульской».

Мальчик смотрит на часы и говорит:

– Кот.

– Что?

(Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – «Полянка». )

– Кот! – он кричит, чтобы победить голос диктора.

Нет, не ослышалась. Кот.

– Что значит «кот»?

Она спрашивает скорее по инерции. На подобные вопросы ответа не существует (если только он не скажет что-нибудь вроде «это такой маленький, рыжий на четырёх лапах и с хвостом»).

Просто кто-то здесь сошёл с ума.

Он молчит, дожидаясь, пока стихнет шум поезда. Потом говорит (с нарочитыми нотками терпеливого снисхождения в голосе):

– Сейчас ровно двенадцать, значит, начался новый день. – Смотрит на неё, понимает, что нужны подробности. Нотки снисхождения превращаются в симфонию. – Знаешь примету: в новую квартиру первым надо пустить кота. На удачу. Ферштейн?

Хуерштейн. Новый день как новая квартира. Кот на удачу. Это какой-то гребучий сюрреализм. Может, она спит? Напилась шардоне и не заметила, как уснула. Или всё-таки сделала этот шаг и лежит теперь сломанной куклой на рельсах, а умирающий мозг искрит галлюцинациями?

– Ты сумасшедший?

– Бабушка говорит, что нет.

Он осторожно забирает из её рук листок, сгибает его несколько раз пополам.

– Зачем тебе моё имя?

В тоннеле снова виден свет прибывающего поезда. Такой манящий.

(Но не на глазах же у ребёнка.)

– Может, я хочу украсть твою душу с помощью магии вуду. Нет, конечно. Шучу. Строго говоря, твоё имя мне не нужно. Но в следующий раз не советую вот так запросто называться всякому незнакомцу. Откуда ты знаешь, что я не опасен? – И почти без паузы. – Я буду звать тебя Матрёшка. Нравится?

– Тогда я буду звать тебя Марочкой.

– Понял, не дурак. – Молчание. – К твоему сведению, ты только что подписала контракт.